Мончебанк не мог. Признать этот договор недействительным арбитражный суд Москвы поначалу отказался, поскольку формально сделка соответствовала Гражданскому кодексу. Однако апелляционная и кассационная инстанции решили, что сделка недействительна. ФАС МО сказал, что ее следует оценивать не с точки зрения Гражданского кодекса, а с точки зрения специальных правил, предусмотренных статьей 103 закона о банкротстве. Они позволяют конкурсному управляющему оспорить сделку между банком и отдельным кредитором, совершенную в течение шести месяцев до подачи заявления о признании должника банкротом, если она влечет предпочтительное удовлетворение требований одних кредиторов перед другими.

Своим постановлением ФАС МО, фактически высшая судебная инстанция, показал нижестоящим судам, как решать такие споры. Более того, ФАС МО направил на повторное рассмотрение десятки аналогичных дел, прежде проигранных конкурсными управляющими в арбитражном суде Москвы. И при новом рассмотрении суд, очевидно, признает эти сделки недействительными.

Обратный расчет

Сейчас арбитражные суды впервые столкнулись с лавиной исков, которыми конкурсные управляющие оспаривают сделки банков "Диалог-Оптим", "Кредиттраст" и других, признанных банкротами. Раньше подобные дела вообще встречались редко, а с банками были связаны лишь единичные случаи. Кроме того, сами сделки, признаваемые недействительными, выглядели проще. Например, за три месяца до банкротства банк погасил долги госпредприятию, передав ему по договору об отступном мебель и оргтехнику. Встречались зачет задолженности между банками, продажа банком недвижимости, а также уступка прав требования с целью погашения кредита, полученного в другом банке. Сейчас схемы существенно усложнились. С первой попытки не удалось оспорить даже те сделки, где в обмен на уступаемое требование проблемный банк получал от контрагента собственные векселя. Сложность была в том, что в момент совершения сделок срок погашения векселей не наступил, то есть долг еще не возник.

Еще запутаннее оказалась ситуация с корсчетами, когда за уступку требования проблемный банк формально получал деньги. Живыми эти деньги назвать было уже нельзя, однако в суде владельцы корсчетов заявляли, что действовали добросовестно, возврата денег не требовали, а о предбанкротном состоянии банка даже не подозревали. При этом любопытно, что, например, тюменский Сибнефтебанк, имевший корсчет в "Диалог-Оптиме", за один день приобрел у него с десяток требований. Произошло это 2 июля прошлого года – в день, когда ЦБ ввел ограничения по некоторым операциям "Диалог-Оптима". "Уступку банками прав требования к своим заемщикам, тем более в массовом порядке, нельзя отнести к обычной банковской деятельности",– уверен конкурсный управляющий "Диалог-Оптима" Андрей Сергеев. При этом он констатировал, что данные договоры были направлены именно на предпочтительное удовлетворение требований отдельных кредиторов, а вывод активов, который тоже имел место, совершался другими способами.

"Такие сделки могут быть продиктованы относительно невинным желанием обогнать кого-то в очереди,– поясняет зампред комитета Госдумы по кредитным организациям и финансовым рынкам Павел Медведев.– Но вполне возможно, что два банка давно друг с другом сцеплены, на поверхности лишь верхушка айсберга, а на самом деле натворить они успели многое". Практика подтверждает, что сочетать погашение долгов с выводом активов вполне возможно. В начале сентября арбитражный суд Москвы признал недействительным соглашение об отступном, по которому Национальный расчетный банк, признанный банкротом весной этого года, передал фирме "Агробизнес-2000" недвижимость в счет долга по арендной плате. Суду было достаточно того, что долг перед фирмой был погашен в обход других кредиторов. Вместе с тем сумма долга составляла 3,5 млн руб., а недвижимость стоила 14,5 млн руб.

"Что касается схем, то здесь, вероятно, присутствуют попытки и вывести активы, и рассчитаться с привилегированными кредиторами, с которыми связывают то ли близкие отношения, то ли просто страх,– считает президент СРО арбитражных управляющих 'Паритет' Михаил Рузин.– Добросовестные это участники рынка или нет, точно сказать нельзя. Но я ни разу не видел, чтобы при помощи схем в массовом порядке удовлетворялись требования вкладчиков. Почему-то таким образом удовлетворяются в основном требования банков-партнеров".

Лимит доверия

Признание сделок недействительными означает, что активы, полученные контрагентами мертвых банков, должны быть переданы в конкурсную массу и пойти на выплаты вкладчикам – кредиторам первой очереди. А участники недействительных сделок должны занять надлежащее место среди кредиторов, оказавшись либо в третьей очереди, либо вообще за реестром, если он уже закрыт. В принципе вернуть активы банка удастся лишь в случае, если они достались действующей организации, а не ушли через фирму-однодневку в офшор.

Однако сделки, оспариваемые сейчас, заключались в основном с живыми банками, занимающими 200-300-е места в рейтинге. В суд их представители приходят исправно, явно не ожидая признания сделок недействительными. "Если более простые схемы будут изучены и признаны судом незаконными, наверняка появятся какие-то другие схемы – возможно, более изощренные,– полагает Михаил Рузин.– В любом случае судебная практика повлияет на межбанковские отношения. Вероятно, даже при выдаче легальных межбанковских кредитов банки будут жестче рассчитывать нормативы и выделять друг на друга лимиты".

Действительно, риски, связанные с оспариванием сделок, начинают волновать многие банки, не имевшие отношений с банкротами. "Статья 103 закона о банкротстве дает необоснованные преимущества должнику перед добросовестным участником сделки, который не знал и не мог знать о последующем банкротстве банка,– полагает директор юридического департамента БИН-банка Екатерина Колесова.– Получается, что все участники гражданского оборота должны не только проверять финансовое состояние контрагента, но и прогнозировать возможные изменения на полгода вперед".

Павел Медведев, однако, ситуацию не драматизирует. "Риск признания недействительными сделок, совершенных за полгода до банкротства банка, существует, но не является фатальным,– убежден депутат.– Банки знают друг о друге многое и практически не ошибаются. Вдобавок риск заключается не в проигрыше, а в отсутствии выигрыша". "Сейчас видна четкая грань между нормальными и сомнительными банками,– считает первый зампредправления Оргрэсбанка Игорь Буланцев.– Это, в частности, позволяет надеяться, что в случае оспаривания сделок добросовестные банки не пострадают, а на межбанковских отношениях судебная практика не отразится".

Тем не менее банки стараются подстраховаться. "Для минимизации риска можно существенно сократить срок совершаемых сделок,– рассказал зампредправления Судостроительного банка Андрей Егоров.– Мы, например, не имеем лимитов на контрагентов по операциям на денежном рынке на срок более трех дней. Такая стратегия в совокупности с постоянным анализом контрагентов позволяет надеяться, что мы не попадем под падающий банк".

"Межбанковские отношения традиционно строятся внутри определенного круга,– пояснил замдиректора департамента казначейства Промсвязьбанка Алексей Денисов.– Дополнительные риски приведут к тому, что банки ужесточат политику, сократив лимиты прежде всего банкам второго круга. Это может привести к консолидации капитала и укрупнению банков". Таким образом, судебная практика может заметно осложнить межбанковские отношения, с чего, собственно, и начинался прошлогодний кризис, создавший необходимость в нынешних судебных разбирательствах.

ОЛЬГА Ъ-ПЛЕШАНОВА